Chương 4: Глава 3
Стесанные ладони горели, сквозь худи пробирался идущий от комковатой земли холод, остужал лопатки, заползал внутрь болезненным ознобом, только полотенце на шее немного согревало. Она подняла руку, темень была такой, что пальцы различались с трудом, темными сгустками мрака. Ущербная луна едва выглядывала из-за туч, но ее света было мало, чтобы разглядеть окружающее.
Прямо над ней с тревожным протяжным свистом, шурша крыльями, пролетела ночная птица, закрыв на миг луну. От крыльев пошел ветер, который зашевелил волосы. И откуда–то издали ей ответила другая. «Ох, птица! — внутренне охнула Маша, — А что, если тут еще и звери?!»
Она поспешно села. Провела руками по земле, выбирая место без комьев, переместилась туда, завертела головой, вглядываясь и вслушиваясь в окружающую темень. Обхватила колени руками.
Света не было нигде, будто она посреди космической пустыни. Ни фонарей, ни звезд. Только на горизонте то и дело ныряла в тучи мутная луна. Издали, куда улетела птица, едва доносился шелест листьев. Лес? Ветер зашевелил волосы, проник под одежду, она плотней замотала полотенце вокруг шеи. Замерла. “Ой нет! Надо двигаться!” — подумала она лихорадочно.
Как чуткая антенна стала поворачиваться во все стороны, раскрыв глаза как можно шире и вслушиваясь. Но вокруг по-прежнему не было ничего, кроме темноты. И идущего справа шума леса.
«Вот там–то звери и есть! Ох, Маша, не паникуй», — попыталась она мысленно успокоить себя.
А луна поднималась над горизонтом и постепенно открылось огромное пространство без единого огонька. Вдали справа качали кронами высокие деревья. К ним шла едва заметная черная дорога
. До Маши дошло, что сидит она посреди дороги между глубокими колеями. «В колеях не так дует»,— решила она и перешла в правую колею, где земля была утрамбованная, гладкая. Здесь не было здоровенных комьев, можно было укрыться от ветра и что–то придумать. Может даже утра дождаться, если звери не съедят. Она присела, скрываясь от пронизывающего ветра, что решил ее заморозить. И тут услышала вдали стук копыт и скрип колес.
Кто–то ехал.
Она напряженно вгляделась туда, откуда шел звук. На фоне восходящей луны показался силуэт кареты или фаэтона, или как оно еще может называться. Две здоровенных лошади глухо стучали по земле копытами, кучер на облучке иногда чмокал губами. Свет двух фонарей по обе стороны от него тускло мерцал, не слишком освещая дорогу.
Кучер правил прямо на нее, тонкий кнут в руке поднимался, но по лошадям не бил. Карета приближалась, надвигалась гигантской тенью. И тогда Маша встала на середину дороги, подняла обе руки и крикнула: «Стой!»
— Тпру! — кучер натянул вожжи, лошади всхрапнули и остановились. Из окошка сбоку кареты выглянула женщина, это ясно было по силуэту головы с длинными, летящими по ветру волосами. Женщина ахнула, выскочила из кареты и побежала к ней.
— Ах, милая! Как вы здесь оказались? Нет, молчите, я знаю, это все он, — возмущенно воскликнула она, вглядываясь в Машу.
Ее теплая рука ухватила кисть Маши: «Как вы замерзли!» Не отпуская, она повела поближе к фонарям, с удивленно поднятыми бровями осмотрела машин наряд.
Маша смотрела на нее во все глаза. Женщина была примерно ее возраста и очень красивая. Совершенно белые волосы изящными спиралями спускались на высокий лоб. Большущие глаза с наружными уголками, поднятыми к вискам, излучали сострадание. Она была похожа на ангелов с картин итальянского Возрождения. Длинная шуба из чернобурки распахнулась, показав хрупкую фигурку в старинном платье с кружевами. Красавица закусила губу.
— Сейчас я найду вам одежду. Ах, каков негодяй! Выбросить женщину в такой холод, практически, голую!
Мелодичный голос срывался от возмущения,
— Как вас зовут, милая?
— Маша. Мария.
Все, что происходило: слова незнакомки, карета, черная дорога и зеленая луна было странно, будто во сне. Маша хотела спросить, где она. Но почему–то промолчала, решила пока ничего не выяснять. Рано или поздно все прояснится само собой — утешала она себя. Как иначе? И она сможет понять, что тут вообще происходит, где она оказалась и как отсюда выбраться.
Окружающее походило на съемки фильма из средневековой жизни. А то, что эта женщина-ангел ей почему-то сочувствовала, внушало надежду, что все не так плохо. И Маша не сошла с ума, не умерла и не попала в рай.
Женщина прервала ее мысли,
— Я буду называть вас Мэри. Согласны? Бедняжка!
Женщина перестала причитать и властно приказала кучеру,
— Сними сундук.
Тот поспешил назад, с кряхтением стащил деревянный сундук и женщина зазвенела ключами, открывая его.
— Мэри, милая, какие у вас глаза? Нужно же подобрать кружева под цвет глаз.
— То синие, то голубые — ответила Маша, обалдевая от происходящего: «Чушь какая! Причем тут кружева, глаза? Что ж тут творится?»
— Вот это синее с голубыми кружевами. Мне казалось это тривиальным сочетанием, но вот же — как раз то, что нужно, — сказала красавица, вытаскивая платье и отряхивая его.
— Надевайте, пожалуйста, Мэри.
Маша стянула худи, стараясь не выронить из кармана смартфон. Лосины снимать не стала, все равно их не видно.
Платье из очень плотного материала, похоже, парчовое, чуть жало подмышками, зато идеально сидело в талии. Женщина вытащила из сундука и накинула ей на плечи шубу из рыжей лисы.
— Вот еще муфточка, — она протянула ей муфту из того же меха.
Маша уложила в нее худи со смартфоном.
— Садитесь напротив, вам будет удобно.
Поднявшись по скрипнувшей ступеньке в карету, Маша села на сиденье, гладкий шелк обивки мягко прикоснулся к горящим ладоням. Она повертела шеей, расслабила плечи, стараясь успокоиться.
В карете пахло духами, перебивавшими царствующий снаружи аромат полыни и ромашки.
— Сейчас, — сказала женщина, садясь напротив, и зажгла свечу, что оплывала воском на полочке сбоку. Теперь Маша смогла рассмотреть ее подробней. Белые волосы, большущие светлые глаза красивого разреза, вверх, к вискам, изящные кисти. Она устроилась напротив Маши. Из–под шубы из седой лисы топорщился шелковый серый подол с черными кружевами, отливающими серебром.
— Меня зовут Ада, — сказала женщина.
— Вы не голодны, Мэри?
— Нет, спасибо,— сказала Маша.
И подумала, что все ее контейнеры с едой остались в тренажерке. И как теперь придерживаться правильного питания? «Ну, ты даешь, Машка! Контейнеры с курогрудкой — это последнее, что тебя должно беспокоить в этом непонятном мире, куда ты невесть как попала».
Карету немного закачало, когда лошади тронулись и колеса глухо застучали по земле. Маша стала незаметно оглядываться, иногда встречаясь взглядом с красавицей напротив, каждый раз ей ободряюще улыбающейся. Стены кареты и сидения, обитые блестящим шелком, украшали вышитые золотые розочки. Шум колес сюда почти не доходил, будто они с красавицей сидели в тихой ароматной шкатулочке. Маша с Адой — две прелестные дамы в закрытом уютном пространстве.
Давным–давно, в детстве у нее была шкатулка с танцующей балериной. На куколке топорщилась шелковая белая пачка с кружевами, руки вверху сложены в овал. Когда открывали крышку, балерина поднималась снизу и под металлическую музыку танцевала. И вот теперь сама Маша была в такой шкатулочке.
«Хоть бы танцевать не заставили», — пришла дурацкая мысль.
Потом она подумала: «Может я все-таки сплю? Скорей всего, я во сне или обмороке. Слишком разогналась на дорожке, потеряла сознание. И вот теперь еду в карете с красивой девушкой с белыми волосами».
На этой ее мысли экипаж качнуло так, что свет свечи заплясал по стенам, золотые розочки замигали друг другу, а они с Адой ухватились за стенки. Это было очень реально.
— Мы подъезжаем, Мэри. Я так соскучилась! Меня не было полтора месяца. Я сейчас познакомлю вас с братом.
Кучер что–то крикнул, колеса кареты застучали по деревянным доскам. Ему ответили, карета чуть приостановилась и снова пошла, уже по брусчатке.
Ада высунулась из окошка, приказала,
— Остановись, мы выйдем.
И Маше,
— Я так засиделась, еду почти сутки. Нужно пройтись.
Маша кивнула.
Они вышли, карета пошла дальше, а они оказались в огромном дворе, окруженном каменной стеной, высотой с девятиэтажный дом. Во дворе темными пятнами виднелись несколько зданий, а там, куда поехала карета, высился замок с неровными стенами. У него не было определенной формы, стены то выпячивались, то уходили внутрь здания.
Венчали сооружение несколько башенок, на одной из которых красовались часы с фигурками напротив каждой цифры.
Всюду горели фонари. Огонь колыхался внутри красивых резных цилиндров на столбах. Об электричестве здесь, похоже, еще не знали.
Маша шла легко. Ее кроссовки мягко и неслышно ступали по брусчатке. Аде было не так удобно, из–под подола виднелись шелковые серебряные туфельки с каблучками, то и дело застревавшими между камнями. Но шла она быстро, Маша прибавила шаг.
На высоком крыльце в две шеренги выстраивались люди, шаркали подошвами, тихо переговаривались. Подойдя ближе, Маша поняла, что они выстраиваются, чтобы их встретить. Хозяйку и ее, гостью.
Ада оживленно говорила, оглядывая строй слуг,
— Шубы мы снимать не будем, пока не окажемся в спальнях. Очень холодно. Невыносимо. Совершенно невозможно натопить огромный зал, где едим. Эти пятиметровые потолки просто забирают все тепло. Зато на втором этаже, в спальнях, можно согреться, там есть дополнительные камины.
Она изящно придержала подол, поднялась по ступенькам, пошла по проходу между слугами, вглядываясь в лица.
— Все нормально?
Спросила она у пожилой женщины в крахмальном переднике, стоявшем колом.
— Да, госпожа Ада, все в порядке, Ума родила.
— О! И много?
— Трое, четвертый умер.
— Давно родила?
— Уже с месяц.
— Отлично, можно взять по котенку в постель. Ты согласна взять себе в постель котенка? — повернулась она к Маше, вдруг перейдя на «ты».
— Вполне. — Маша улыбнулась.
— Нужно утепляться всем, чем возможно. Иначе мы не переживем эту зиму. Зато летом здесь изумительно, вот увидишь!
Улыбка сползла с машиного лица. Каким летом? Ей нравилась Ада и было любопытно, что это все значит, но вернуться домой она хотела бы как можно скорее. Просто нужно выбрать момент, все выяснить и убраться отсюда. Сейчас январь, каким летом!?
Двое в пурпурных ливреях раздвинули толстые двери замка. Потянули их на себя и открылся зал с углами, тонущими в тени. Посредине стоял длинный стол, справа виднелась каменная лестница. По ней спускался парень в черном шелковом костюме, стройный, высокий, с выразительными глазами. Он был так похож на Аду, что не оставалось сомнений, что это и есть брат.
Он улыбался Аде, удивленно смотрел на Машу. И был так красив, что она смутилась, опустила глаза. «Бывает же такая красота», — подумала.
Такие же белые, как у сестры, волосы, кольцами падали на лоб. Живые глаза с длинными ресницами смотрели на Машу с интересом. Черный камзол сидел на нем идеально, белое жабо под горлом схвачено брошью с черным камнем. Красивый, статный, с такими же изящными кистями, как у Ады, но мужскими, сильными. Он подошел и поцеловал сестру в макушку.
— Мэри, это Адам. Мы близнецы, сама видишь. — Ада прижалась к плечу брата.
Маше очень захотелось сделать книксен, вся обстановка к тому располагала, но она боялась запутаться в складках роскошного платья. Поэтому, просто наклонила голову.
— Представляешь, негодяй выбросил Мэри посреди дороги, почти без одежды. А если бы я не ехала сегодня, что бы с ней случилось!?
— Скорей всего, он нарочно подгадал к твоему приезду. Эдакое изощренное злодейство! — губы Адама скривились в брезгливой гримасе.
– Не волнуйтесь, Мэри, — сказал он, участливо глядя на нее, — здесь вы в полной безопасности.
Она улыбнулась. Ее путали с кем–то, но она вызывала сочувствие и это было на руку. «Потом разберемся».
— Сейчас я покажу Мэри спальню.
— Я велю накрывать? – спросил Адам.
— Конечно, я проголодалась.
— Идем, Мэри,
Ада ловко подхватила юбки. Маша пошла за ней по широкой лестнице, мягко ступая кроссовками по мрамору. Второй этаж занимала галерея, шедшая по всему периметру замка. Здесь было гораздо теплей, горячий воздух из четырех каминов снизу, где почти без шума пылал уголь, поднимался сюда. Тут можно было снять шубу, но пока Маша не стала этого делать.
— Пойдем, я покажу тебе, где я сплю и где комната Адама. Вот тут моя спальня,— показала Ада налево на резную дверь, когда они вышли в коридор,
— А тут — Адама — следующая дверь матово сияла резьбой.
— Если что — зови нас.
— А если что? — спросила Маша.
— Ну мало ли. Может, сон плохой или еще что-то. Ты только не стесняйся. Можно будет к Адаму в его спальню забраться, вместе заснем. Я часто так делаю. Мы и котята — тепло и не страшно.
Она улыбнулась и по-деловому закончила.
— Так, я переодеваться с дороги. Зайду за тобой, когда ужинать пойдем. В шубах, конечно, пойдем, холодно!
— Вот тут твоя спальня, – подвела она Машу к резной двери.
Маша толкнула ее и вошла в просторную комнату с толстыми гобеленами на стенах. На них бежали олени, стреляли из луков люди в красивых камзолах, зеленела трава, искусно вышитая неведомыми мастерицами.
Здесь тоже горел огонь, но в воздухе совсем не чувствовался угар от исполинского камина. В нем пламя плясало в угольках, изредка вспыхивали огненные язычки и раздавалось тихое шипение. Освещали комнату поднятые высоко под потолок два факела, чуть потрескивающие и роняющие искры. Они гасли в воздухе, не долетев до пола, устланного медвежьими шкурами.
На низкой широкой кровати лежали меховые одеяла. Короткий мех переливался в свете камина, искрился серебром и золотом, когда уголь в камине загорался ярче. Шкур было несколько и Маша подумала, что котенок, наверное, лишний. Впрочем, пусть будет. Давно известно, что кошки успокаивают, и ей это совсем не помешает.
У кровати была одна спинка, в изголовье. На ней переплетались телами искусно вырезанные по дереву мужчины и женщины. В центре лоснился рельефными мускулами парень, протягивающий трем красавицам, в разных позах застывшими перед ним, какой–то плод, похоже, яблоко. Три грации жеманились и яблоко не брали. Спинку кровати можно было рассматривать долго, барельефы на ней вырезались необычным мастером — от всех фигур шла эротическая сила, заставляющая думать на темы фривольные.
Маша положила муфту со смартфоном на одеяла. Когда кончится ужин, она попробует отсюда с кем–нибудь связаться. Если все это не сон.
Она сняла шубу, бросила в красивое резное кресло рядом с кроватью.
На деревянной резьбе спинки кресла летели ангелы, протягивающие красивой женщине в середине композиции цветы, что–то вроде тюльпанов. Женщина смотрела вверх, не обращая внимания на ангелочков. На темно–синей обивке кресла красовались вышитые золотом павлины и ветки с цветами.
Маша легла, откинулась на мягкие меховые одеяла, подтащила муфту поближе. Смартфон включался нормально. Но сети не было. Он был совершенно бесполезен здесь. У нее перехватило дыхание от страха и заколотилось сердце.
«Какая чушь, бредовая чушь!» — стесанные ладони покоились в меху, но по–прежнему саднили. От одеял шел чуть уловимый запах духов и дикого зверя. Она перевернулась на живот, провела по мягкому меху ладонями, положила на него щеку, глубоко вздохнула. Запах духов чувствовался слабее, его перебивал звериный дух. От него становилось совсем уж страшно.
Маша вспомнила историю из детства, когда они были в зоопарке, таращились на волка. А когда она повернулась, уходить, почувствовала что–то и, оглянувшись, перехватила жуткий волчий взгляд на свою шею. Как давно это было, а она до сих пор помнит, надо же.
Вообще, все здесь, в этом мире, пахло свежо, непривычно. Легкие с благодарностью вдыхали нереально чистый воздух. «Конечно, машин же нет. Интересно, чего здесь еще нет, кроме смартфонов, машин, компов? А что есть?»
Она перевернулась, стала смотреть на факелы под потолком, вслушиваться в их потрескивание и шипение камина. Интересно, что же люди тут делают, без интернета? Вот так лежат, таращатся в потолок? При таком свете даже книжки не почитаешь. Разве что со смартфона. Но нужно экономить, зарядку–то она тут не найдет. Она выключила мобилку.
— Да ну, сказка какая–то, — сказала она вслух.
— Ты о чем? — спросил кто–то.
Маша вскочила, ладони мгновенно вспотели. Комната была совершенно пуста.
Tình trạng nguồn điện hàng tuần
-- Xếp hạng
Quyền lực 
-- Đá
Quyền lực